Как начиналась история.
Беатричи Де Грасст
21 июня 1670 года.
    Меня зовут Беатричи Де Грасст. Мне 19 лет. Родом я из Флоренции, из рода Medici. Точнее говоря, я имею к ним неформальное отношение. Моя мать была любовницей Фердинандо II, с которой он устраивал тайные встречи, тяготея к ее мистической натуре, в последствие которых на свет появилась я. Позор моей дорогой матушки преследовал меня всю мою жизнь. Неназванный отец мой отказался от меня еще тогда, когда  узнал о том, что моя мать беременна. Он выслал ее в пригород, где она рожала, разве что не в хлеву, лишил денег, худого, но все же имени. Мать была белошвейкой  в услугах у знатной портнихи. Деньги зарабатывала не большие, но достаточные, чтобы прокормиться и иметь крышу над головой. Лишившись всего этого, единственное, что ей оставалось делать, так зарабатывать себе на пропитание знахарством. В народе ее звали «ведьмой» и «повитухой». Боялись, но при своей бедности, в болезни шли к ней, несли овощи, фрукты, зерно, какую-то одежду, молоко и яйца.
Мать любила меня, хоть и странной любовью. Проклинала себя, что не бесплодная, меня ругала, что живая, иногда и стукнуть могла, но заботилась обо мне и из дому никогда не гнала. Растила и кормила, как могла, и учила людей лечить. Так мы и жили, каждый день, как предыдущий. Рано утром встать, вычистить дом, травы собрать, намыть и нарезать, просушить. Пока мать запиралась с хворающими, я двор прибирала и в огороде работала. Конечно же, мечтая, что когда-то мою жизнь кто-то или что-то кардинально изменит, да, как в воду глядела. Мать же моя только посмеивалась надо мной, что дурочка, что ребенок еще, которого жизнь не учит, так и помру глупой, что книжки читать не стоит, не доброе это дело. Мать моя обучила меня письму да чтению, но, кажется, сама тому потом не обрадовалась, когда вечно заставала меня с книгой в руках. Всего их было у нас 5 в доме, все, что осталось от прежней ее жизни. Так и читала их по очереди, не помню уже сколько раз.
   В 1669 году в деревню приехали люди, проверяли что-то, выспрашивали. Новости до сюда доходили плохо, иногда лишь, когда кто-то из деревенских в город выезжал продавать свои скудные товары.  С матерью мы лишь знали, что Виттории делла Ровере была на сносях. Как оказалось, герцогиня питала страсть к tarocchi, прибегнув к ним, она узнала о скором крахе семейства. И выплакав глаза мужу, запустила в мире кровавую цепочку. Полетели головы недоброжелателей, которых Виттория обвиняла в зависти и проклятиях. Так отец вспомнил о своих интригах, а слухи о ведьме, которую он сослал в пригород, совсем, казалось, прояснили ему глаза. Мою мать и меня арестовали и приговорили к смертной казни. Нас не судили, а сразу приговорили, и мы ждали своей участи, проливая слезы на плече друг  у друга. Мать только тогда призналась, что если бы ей пришлось выбрать, рожать меня или нет, она бы повторила все. Это были ее последние слова, в этот день мы виделись последний раз.  Об этом сейчас трудно вспоминать. Из последнего дня своей прежней жизни, я помню только, как вели меня на виселицу. Вокруг стояла тишина и, значит, все хотели сделать тихо и без свидетелей. Я помню, что не пролила и слезинки. В жизни более ничего не осталось, и жалеть было не о чем, поэтому к смерти я относилась спокойно. Боялась лишь боли и не хотела такого унижения, но мне было не выбирать. Петля стиснулась на шее, но я стояла твердо на поверхности, которую никто не тронул, как я ожидала. С головы моей сдернули мешок и я увидела перед собой мужчину, высокого, сухого, одетого в дорогие ткани. Он спросил меня, умею ли я писать и читать, а когда получил утвердительный ответ, спросил, правда ли, что я являюсь ведьмой, умею лечить, и тогда я ответила правду, считая, что сейчас исповедуюсь, прежде, чем  свершится казнь. Но к моему удивлению, петлю с шеи сняли и увезли куда-то, куда я не знала и не была. Мы ехали довольно долго, и тогда  я не знала о чем и думать, позволяя вершить этим незнакомым людям свою судьбу. Привезли меня в дивный город, светлый, каменный и многолюдный. Поставили перед людьми буквально на колени и взяли слово, что с того момента ради своей жизни, должна служить им. Я не задавала вопросов и согласилась со всем. И снова меня отправили куда-то в дорогу.
   Меня, как и еще несколько мужчин и женщин, привезли в город, названный в честь Доджа Джованни Сагредо, здесь пахло свежим деревом и пылью от камня. Никто не разговаривал. Мои попутчики казались не менее затравленными жизнью, чем я. Три девушки и трое мужчин разного сословия, говорившие скудные слова на разных диалектах: «есть», «пить», «холодно». Все мы оказались здесь в ловушке. Вечером нас собрали в зале какого-то дома, объяснив, наконец, зачем нам всем сохранили жизнь и привезли сюда. Матильда, белокурая девушка, была куртизанкой в Венеции, и чудом избежала казни, как и Ребекка из Падуя, дочь Доджа, которую отец спрятал здесь от преследования. Михаэль и Николо из Рима, братья, осужденные за кражу, а потом и за колдовство, и Марсель, красивый юноша, сын придворного Фердинандо II, который тоже волей судьбы был заброшен вместе с остальными. Всех нас спасла грамотность. Три мужчины, сидевшие во главе зала, оказались основателями города Сагредо, присланные сюда охранять врата… Врата ада.
    Их откровение повергало в шок, отказываться верить вслух я не смела, но верить было трудно. Эти люди были охотниками, взращённые Ватиканом, чтобы охранять людей и убивать… оборотней. Людей в волчьей шкуре, пленённых луной. Кажется, кроме меня, в это не поверили и мои спутники, но наши сомнения развелись очень быстро. В зал ввели мальчика, на вид ему было лет 14, он был испуган и озирался по сторонам. Синьор Тассо, так звали крепкого мужчину с черными как смоль волосами, подошел к ребенку и вонзил в ребристый бок нож, по которому хлынула струя крови. Глаза мальчишки вспыхнули сталью и пожелтели, мускулы его тщедушного тела напряглись и в секунду он превратился в тощего волка, оскалившись на мужчину. Я не верила своим глазам, испытывая страх и жалость к этому существу. Волчья пасть клацнула в сантиметре от рукава синьора Тассо, который оказался проворнее, чем на первый взгляд, и отпрыгнул в сторону, волк двинулся, резко двинув лапой по кисти с ножом, рассекая когтями сухую кожу. Резкое движение серебряным лезвием и на полу лежало голое окровавленное тело без головы. В первый раз в жизни я видела подобное. Синьор Тассо приблизился ко мне и протянул руку, на которую я взирала с омерзением и страхом, не понимая, что от меня хочет этот человек. Лечи! Приказал он мне. И я вспомнила слова того сухого мужчины. Меня прислали сюда исцелять, лечить их боевые раны, когда они будут приходить с охоты, убивая таких, как этот мальчик. И я лечила.
    Нас расселили по домам, не пример тому, где я жила с матерью, и дали возможность заниматься тем, чем нам хотелось. О своих особенностях распространяться среди людей запрещалось. Каждому из нас отводилась определенная роль.  Матильда и Ребекка были гадалками, Михаэль  и Николо обладали даром управлять огнем и они учувствовали в охоте вместе с охотниками, Марсель был защитником.
   Я сдружилась с Матильдой, которая оказалась очень веселой девушкой. Она посоветовала вести мне дневник, где мы оставим свое ремесло для будущего поколения. Она видела, что наша жизнь изменится к лучшему, если не сопротивляться. Матильда не умела читать и писать, как она потом призналась мне. Она соврала, когда ее спросили перед казнью, зная, что за ней придут. Так предсказали карты. Умоляя меня слезно помочь ей, я сначала все читала для нее, иногда писала письма, но потом стала обучать ее чтению и письму, к которому у Матильды не оказалось дара. Зато она прекрасно готовит, и вместе мы открыли пекарню. С Ребеккой наши отношения не складываются. Слишком высокомерна, слишком интригантка. Николо и Михаэль очень интересные молодые люди, мечтающие о путешествиях, однако, они понимают, что дороги отсюда нет, но кажется, они рады, что остались живы. Приходят к нам помогать таскать тяжелые мешки с мукой и сахаром, а сами же открыли кузницу. Марсель же закрытый человек, который остается для всех нас загадкой. Он сторонится  меня, избегает взгляд, говорит и держится холодно.
   Каждый вечер мы собираемся в зале Центрального здания, где синьор Мур, Вальянт и Тассо, подробно дают распоряжения и заставляют Матильду и Ребекку раскидывать карты и смотреть в будущее. Я чувствую, как мой талант ничтожно мал по сравнению с остальными, и начинаю опасаться за свою жизнь. Что им стоит вернуться меня во  Флоренцию и казнить. Или убить прямо тут. Но синьор Вальянт ко мне очень добр, это оставляет во мне надежду на покровителя.