Дом Рафаелло.
28 октября. 8.45.

Хотелось вставить в уши плеер и отстраниться от уличных шумов, утренней городской суеты, но плеер остался дома под охраной Ромео, которого Франко вчера так и не смог сдвинуть с места, на котором и оставил свой iPod. Коту очень нравилось тереться свой наглой усатой мордочкой об металлические углы плеера, и он упрямо не хотел признавать, что эта игрушка нужна еще кому-то, кроме него. В общем, пришлось идти и слушать урбанистические звуки, которые, однако, не были лишены некой музыкальности. Мотив, который уловил слух молодого музыканта, сразу же возбудил какой-то ассоциативный ряд, из которого начала рождаться мелодия, которую Франко мурлыкал всю, недолгую, дорогу домой.
В доме, как всегда были гостеприимно распахнуты ставни и из кухни слышались голоса папы и деда, они, по-утреннему громогласно, спорили об очередном ярком жесте кого-то из римских политиков, горячо обсуждаемом вот уже три дня по всем центральным каналам Италии. Утреннее радио вслед за ними заполняло всю округу старыми романсами на испанском языке, которые так любила слушать бабушка, во время приготовления завтрака. Все жило и кипело в этом доме, как и каждое утро, так, будто бы ничего и не случилось. Франческо облегченно вздохнул, в надежде, что вчерашние страсти улеглись и забыты. На лету, дожевывая румяный пирожок, из дома вылетел, с ворохом бумаг и портфелем под мышкой, Бруно. Увидев кузена, он ехидно усмехнулся, что выглядело комично, на лице с покусанным пирожком во рту, но Франко не спешил потешаться над братом, а лишь помог ему не помять пару документов, поймав их на лету из распахнувшегося кейса.
- Ох, брат и не завидую же я тебе, - дожевав пирожок, Бруно выхватил свои документы и запаковал все в портфель, надежно захлопнув замок и на бегу, счастливо улыбнулся, - вовремя я слинял, а ты беги-беги...
Франческо сделал вид, что не испугался и храбро двинулся к входной двери, смело перескочив пару ступенек, но стоило Бруно испариться из поля зрения, Кикко, понурив голову, замер перед дверью и только потом тихонечко прокрался внутрь. Избежать столкновения не вышло бы даже при многолетнем опыте тихого прокрадывания, все пространство первого этажа, будто бы специально для того, чтобы не допускать незаконного проникновения, было просматриваемо из каждого уголка.
- Франческо Луиджи Романо! - полное имя прозвучало, как удар под дых, все надежды на тихое и мирное урегулирование ситуации, растаяли под пронизывающими до костей взглядами всех собравшихся в столовой. На этот раз, на публичный суд, спустилась даже прабабушка, редко радующая глаза столь цветущим видом в столь ранний час.
Всю экзекутивную процедуру, когда ему вменяли приговор достойный, не много не мало, Джека Потрошителя, Франко стоял, понурив голову и водил новыми кедами по узорчатому ковру, вырисовывая какие-то, ему одному известные, узоры.
- Я больше так не буду, - стандартная фраза и взгляд серых глаза наполненный неподдельным сожалением и любовью и взрослые таят, этот трюк Франческо усвоил еще во младенчество и без зазрения совести пользовался им и по сей день.
- Ой, я же опаздываю! – коронная фраза для того,  чтобы все кругом начали суетиться и помогать любимому сыну-внуку-правнуку собраться скорее в институт и попутно не мешать ему собираться. Момент сплошных противоречий. Все забросили свои заботы и помчались наверх за Франческо. Бабушка прихватила целый противень свежеиспеченных домашних пирожков со сладкой начинкой, дед бежал с щеткой в руках для одежды, чтобы стряхнуть с нее шерсть полинявшего Ромео, а мама с папой пошли проследить, чтобы сыну не взбрело в голову надеть, что-то уж совершенно непотребное, после чего их бы снова не вызвали в институт поговорить об облике современной молодежи. Карла пошла вслед за правнуком, чтобы порасспросить на ходу о прошедшей ночи и благословить на прощание.
В рекордные сроки, успев принять душ, впихнуть в себя пару пирожков и собрать все необходимое для учебы на сегодня, Франческо расцеловал всех на прощание и ураганом промчавшись, по всему дому, нашел-таки свой плеер, припрятанный хитрым Ромео под диванной подушкой в гостиной, которую он же самолично и подпирал с абсолютно наглым видом. Умаслить его удалось только пирожком, скормленным в тайне от бабушки. Ради него, голодный кот был готов отдать на пару часов свою игрушку во владения парня.
- Франческо, чтобы сегодня ночевал дома! - не забыл на последок упомянуть папа, отвесив Кикко шутливый подзатыльник. Стыдливо отведя взгляд, сын пробормотал что-то под нос, должное сообщить, что он уже не маленький, но, слава всем святым, его никто уже не слышал.
Выскочив на улицу, Франческо запрыгнул в седло "верного скакуна", любимого новенького велосипеда, и усиленно вращая педалями устремился в путь к знаниям.

Учебная цитадель №3

Ромео в считанные мгновения вылизал все молоко из миски и снова воззрился вечно голодным взглядом на Франко, приканчивающего булку за булкой, прихлебывая кулинарный шедевр теплым чаем, издавая при этом неприличные хлюпающие и чавкающие звуки, свидетельствующие о крайней степени получаемого им удовольствия от поедания домашней еды. Сжалившись над несчастным мяукающим шариком, парень с барского плеча выделил ему пару кусочков колбасы, найденной после ревизии холодильника и, дождавшись пока тот сыто облизнется, бережно подхватил свой десятикилограммовый комок шерсти на руки и потащил за собой исследовать дом, на предмет обнаружения чего-то интересного. Каждый раз, оставаясь в доме один, Романо чувствовал себя неуютно и как-то подчеркнуто одиноко, потому и не выпускал из рук Ромео, создающего хоть какую-то компанию и, представляя собой если не полновесного собеседника, то хотя бы слушателя, правда не всегда благодарного и внимательного, но верного, хотя и мечтающего поскорее слинять из заботливых рук Франческо и устроиться где-нибудь вдали от человеческих глаз, жаждя продолжить свое главное ежедневное занятие – сон, живительный и бодрящий. Но Кикко был бдителен и ни на секунду не оставлял того без своего внимания, а если и выпускал из рук, то из виду не терял, готовый в любой момент перехватить маленького беглеца и водрузить на место подле себя.
Еще ночью, после бурного веселья с группой, Франко долго не мог уснуть, катаясь по кровати, из его головы все никак не желал выходить образ его любимой и несбыточной мечты. Она каждый раз являлась ему во всем блеске своей нежной и такой притягательной красоты, являясь одновременно и ярчайшим радостным лучиком и страшным проклятьем, терзающим его впечатлительную душу. В такие моменты в голове, усеянной скрученными в жгуты волосами, неминуемо рождались слова, образы, музыка, которые сейчас и настигли полностью отдохнувшее от вчерашних треволнений сознание молодого музыканта. Озарение постигло его на второй ступеньке, и он со своим верным товарищем немедленно сбежал в подвал, в свою личную миниатюрную студию, где мог творить, все, что творческому естеству было угодно.
Особой эстетикой это помещение не отличалось, но ничем не отвлекало от постигшего и влекущего отдаться ему сполна, озарения, требующего немедленного воплощения, преобразования словоформ и текучих образов в одно целое. Уложив своего котищу на мягкий диван, Кикко, избрав себе в верные наперсницы гитару, уселся верхом на динамик и начал мурлыкать, пришедшую на ум мелодию, мягкую и лиричную. Закрыв глаза, он лишь кончиками пальцев бренчал по тонким струнам, прижавшись грудью к деревянной поверхности инструмента, сливаясь с ним почти физически, рождая свое новое творения, вытаскивая его из своего подсознания, замусоренного суетностью жизни, на свет божий. Вслед за музыкой потихоньку пробуждались слова, рисующие и облекающие в доступную форму, те картинки, что ярко вставали перед закрытыми глазами.
- Запах цветов мне сердце порвал.
Слышало небо, а я тебя звал.
Мокрые кеды, по лужам шаги.
Лето, как память его береги,(с) – полнейшая бессмыслица на первый взгляд, четко ложилась на музыку, исторгаемую гитарой по мельчайшему звуку, сдерживаемому звукоотражающей поверхностью подвальных стен.
Тихо, едва слышно, лишь самому себе Франческо напевал раз за разом эти слова, чувствуя их прямое воплощение, переживая момент встречи с Ней, его прекрасной музой, столь далекой, вряд ли имеющей о нем хоть малейшее представление. Но он хранил в себе каждую нечаянную встречу, и помнил тот единственный раз, когда услышал ее голос…
…лето было жарким, дарящим много одурманивающих ум запахов, но четче всего в тот день он ощущал аромат садовых роз, росших в маленькой клумбе у дома. Он, как вихрь мчался на встречу с Марией, своей милой подругой, разделяющей с ним большую часть пресных будней и, не удержавшись, сорвал маленький бутон, опыленный дневным дождем, принесшим с собой свежесть, столь необходимую в знойные дни. Он шел, не замечая ничего на своем пути, уткнувшись носом в маленький молочно-белый цветок, и насыщался его ароматом, впитывая последние минуты его жизни в себя…БАМ! Он резко врезался в идущую на встречу девушку, и лишь открыв глаза, чтобы осознать произошедшее, впал в еще больший ступор, буквально потеряв дар речи… это была Она, та, что он не видел уже долгие годы, но которая ни на один день не покидала его сердца.
- Бьянка, идем! – поддержав ее под руку, и не дав ей пережить падения, от столкновения с бронетранспортером имени Романо, другая девушка позвала ее, увлекая дальше за собой, - ты в порядке?
- Да, все хорошо, - она обернулась, одарив Франко мимолетной улыбкой, а он так и смотрел ей в след сжимая в руках, дарящий последний свой раскрывшийся ароматный тон, погибающий в его руках, цветок розы и пробовал на вкус ее имя, перекатывая на своих губах нежное звучание, заворожено шепча его, как молитву, все повторяя и повторяя…
… слова бессмыслица для всех, кроме него, но выражали истинное чувство, так долго скрывающееся на чердаке его мыслей.
Песня не была еще готова целиком, но постепенно грозила оформиться во что-то очень волнующее, бередящее чувства. Взглянув мимоходом на кота, вольготно расположившегося на уютном диване, Франческо опомнился, вернул себя миру из дальних стран, преисполненных муками творчества и сопряжения его с реальными ощущения, терзающими душу.
Вспомнив о насущных делах, он отложил гитару с тем, чтобы в скором времени вернуться сюда опять и всю ночь провести, извлекая на свет, то, что спрятано в нем и просит выхода на свет.
Поднявшись наверх с котом в руках, Франко тут же наткнулся на любимую прабабушку, уже вернувшуюся с рынка и проводящую время за разбором ценных трав, добытых ей в нелегкой борьбе с болтливыми торговцами, грозящими каждый раз заговорить синьору Коломбо до смерти, выспрашивая рецепты ее отваров. Подкрался беззвучно к ней со спины и оглушительно запечатлел свой поцелуй на морщинистой щеке:
- Как я рад, что ты уже дома! – неподдельная радость отражалась на лице парня, готового кружить пожилую женщину по кухне, ведомый всплеском эндорфинов в мозг, - купила мне что-нибудь вкусненькое? – примостившись по левую руку от Карлы, по-прежнему бодрой и по истине моложавой в свои 95 лет, Романо-младший с удовольствием принялся вынимать из целлофановых пакетиков сушеные травы, так приятно ароматизирующие всю кухню.
- Хм, дай-ка подумать, кажется, я заходила к синьору Фраконни, или нет? – безжалостно играя на нервах любимого правнука, пожилая женщина произнесла фамилию от которой Франческо терял самообладание, это была фамилия лучшего шоколатье во всем Сагредо. Недолго выдерживая театральную паузу, увидев страдальческий взгляд на лице, испещренным множеством железных побрякушек, сердце старой хитрюги не выдержало и она, потрепав правнука за щеки, покрытые щетиной, достала из потертой сумки коробку конфет, самых обожаемых Франко из всего самого обожаемого ассортимента лавки старика Фраконни.
Издав счастливый писк, он еще громче, чем при приветствии, чмокнул Карлу в щеку и, выхватив свое сокровище, припустил вверх по лестнице, не желая ни с кем делиться, зная, что они все не способны столь же искренне оценить все великолепия этого творения рук человеческих.
- Франчо, что со спиной? - Карла узрела все то безобразие, что творчески проявил с утра кот и уперев руки в боки, упорно ждала вразумительного ответа.
- Пустяки, - махнув рукой, парень забыл обо всем, видя перед собой только шоколадное блаженство, сулимое изысканной упаковкой, сжимаемой в руках, - Ромео подрабатывал моим будильником, - уже со второго этажа донесся его звонкий голос, вызвавший лишь улыбку на губах пожилой женщины, продолжившей сортировать купленные травы в мешочки для засушки.
Запершись в комнате, парень осознал, что Ромео все еще беззвучно покоится, зажатый между рукой и ребрами и ждет немедленного освобождения из этого плена. Кикко глянул на часы, выпустил кота из рук и со скоростью пули нацепил на себя что-то не слишком вызывающее и с той же скоростью полетел на встречу к вчерашнему работодателю, не забыв припрятать конфеты в свой тайник.

"Red Point"